«Исповедь англичанина, употреблявшего опиум». Томас Де Квинси
1785 – 1859 гг жизни
Его теперь ест тот, кто никогда не ел,
А тот, кто ел всегда, особо преуспел.
( можно, принимать опиум не зная цены ему;
но, узнав, нельзя его оставить)
Я читал издание, где воспроизводится текст русского перевода Томаса Де Квинси «Confessions of an English Opium-Eater», которое вышло в августе 1834г. в Санкт-Петербурге. На тот момент существовала ранняя редакция книги, опубликованная в сентябре-октябре 1821г в «Лондонском журнале» и в 1822г вышедшая в свет отдельным изданием. Это первый перевод, без дополнений и расширений, сделанных в 1856г.
При прочтении возникало много трудностей… Русский переводчик брал за источник текста французкий перевод книги де Квинси, сделанный Альфредом де Мюссе по редакции 1823г. У него были сделаны многочисленные отступления, изъяты порой целые эпизоды, приписаны свои вставки. Это при том, что и русский переводчик потом наделал ляпов…
В итоге небольшое произведение дополнили многочисленными примечаниями, а вот тут и была загвоздка, все отлично, но вот это пойми, дочитай, поменяй, прочитай.. все это, конечно, изрядно подпортило впечатление от первого прочтения…
выдержки из текста
… я никогда не гнушался сношением ни с каким существом человеческого рода; напротив, с юных лет гордился, что мог дружески обходится с мужчинами, женщинами и детьми, со всякими, кто встречался, - такая привычка необходима для познания людей; истинный мудрец отличается сим добродушием и кротостью сердца; образованный класс и простой народ, преступник и невинный – ему должны быть все знакомы.
…Только люди без сильных страстей часто любят плакать.
…Гармония музыки богатой тканью развивает передо мной события моей жизни, и я слышу в ней не простое эхо минувшего, но чувствую самое минувшее со всей живостью впечатлений настоящей минуты; она вызывает их не усилием памяти и не действием неясной фантазии, но силою непонятного очарования воскрешает случаи давно забытые и, облекая величием, пробуждает страсти давно уснувшие.
…Всякий предмет, внушивший к себе любовь, может после поселить отвращение.
… кто много читал, или много видел, или много мечтал, тот имел много предметов для сравнения…
… задумчивость составляет середину между безумной радостью и холодной скукой. "Suspiria de Profundis" (Воздыхания из глубины) составляют продолжение "Исповеди..". Цикл этот остался незавершенным, впервые был опубликован в 1845г.
выдержки из текста… Дабы восстановить сосредоточенность, необходимую для развития мыслительных навыков, вдумчивые люди испытывают потребность удаляться от толпы. Тот, кто не разнообразит существование одиночеством, не в состоянии до конца проявить свои духовные возможности. Чем полнее уединение, тем более возрастают силы ума.
… Когда крушение надежд неполно или хоть сколько-нибудь сомнительно, естественно разразиться в поисках сочувствия горестными возгласами. Если же катастрофа осознается как окончательная и бесповоротная, если ничье участие не принесет утешение и неоткуда ждать ободряющего совета, Дело обстоит совсем иначе. Голос пропадает, тело не повинуется, дух укрывается вовнутрь – в собственном потайном средоточии.
… чем стремительнее ты мчишься вниз, к безнадежной подавленности, тем вернее затем взлетишь к звездным высотам.
… Творческие способности человека беспредельны, как беспредельна и его глупость….
…упоение жизнью (или любое переживание, хоть сколько-нибудь достойное подобного наименования) возникает, как и совершенная музыка – музыка Моцарта или Бетховена, - из слияния властных и поражающих слух диссонансов с нежными гармоническими созвычиями. Не по принципу контраста или взаимного противопоставления действуют эти начала (как смутно полагают многие), но в тесном союзе.
…Человек должен либо страдать и бороться, платя этим за более зоркое видение мира, либо его взгляд неизбежно сузится и лишит его глубоких духовных откровений.
… гордость, сильный союзник на публике, наедине нередко оборачивается предательской стороной…
«Взгляни – это тот самый, кого с детства я обрекла служить моим алтарям. Я избрала его в любимцы. Я совратила его с пути и ввела в соблазн – и с небесных высот похитила для себя его юное сердце. Благодаря мне он стал идолопоклонником; благодаря мне преисполнился многими томительными желаниями; я понудила его боготворить прах земной и молиться гробницам, что кишат червями. Священной казалась ему могила, отрадной ее тьма, безгрешной – ее тление. Его, этого юного идолопоклонника, приуготовила я для тебя, о нежная, кроткая моя Сестра Вздохов! Приблизь же его теперь к своему сердцу и приуготовь для опеки нашей вселяющей ужас сестры. А ты, - обратилась она к Mater Tenebrarum, - свирепая сестра, искушающая и ненавидящая, при его от нее. И позаботься возложить ему на голову тяжкий свой скипетр. Не попусти, чтобы близ него, окрыженного мраком, сидела по ночам женщина, исполненная нежности. ОТ ними у него даже хрупкую надежду, изгони отраду любви, иссуши источники слез, прокляни его так, как только ты способна проклясть. Тогда лишь он обретет совершенство в очистительном горниле; тогда увидит запретное для взора – зрелища чудовищные и тайны, не выразимые словом. Тогда он прочтет древнейшие истины – истины печальные, величественные, устрашающие. Так он воскреснет прежде, нежели, умрет. И тогда исполнится повеление, предписанное нам от Бога, - язвить его сердце до тех пор, пока не раскроются сполна способности его духа!»